Недовольство Дягилева

После одной из репетиций входит балетоман Н. М. Безобразов, взял меня под руку и, уведя в уголок, сказал: «Вы не думаете, Михаил Михайлович, что вы как-то не так ставите «Игоря?» Это очень удивило меня, но нисколько не смутило. «Если бы я думал, Николай]Михайлович, что надо ставить по-другому, то я и ставил бы по-другому,— ответил я. — А в чем же дело? Как же надо ставить?» «Это, конечно, не мне вас учить, дорогой мой,— ответил, смущаясь, милый балетоман. — Но что-то, я чувствую, не то».

«Буду продолжать, как я чувствую»,— сказал и действительно продолжал, как начал и как чувствовал, и продолжал с непоколебимой уверенностью.

В этом же роде и с таким же результатом был у меня разговор и с А. Н. Бенуа. Потом я понял, что это Дягилеву не понравилась моя работа и он передал неприятное дело критики своим друзьям, не определив точно, что же нехорошо в моей постановке. . Любопытно сопоставить с описанным другую сцену. Ровно через 20 лет ставлю я «Половецкие пляски» в антрепризе Русской оперы в Париже. По приглашению князя Церетели приезжаю специально из Америки. Уж очень дороги мне эти танцы. Репетирую... Главный воин — Б. Г. Романов. Подходит ко мне. Я, как всегда во время репетиции «плясок», стою на стуле. Топаю. Кричу поправки, стараюсь перекричать музыку. Романов тянется ко мне. Шепчет: «Михаил Михайлович, за дверью С. Дягилев. Он слышит «Игоря», слышит ваш голос, он со слезами на глазах сказал мне: «Ведь это лучшее воспоминание»... Он хочет войти, но... ведь вы уже не знакомы, кажется, несколько лет?!» — «Пригласите, Бабиша, Сергея Павловича. Буду очень рад. Это тоже мое лучшее воспоминание»...

Романов ушел. Пляску продолжали без него. Я продолжал наблюдать и кричать. Романов вернулся один. Он рассказал мне, что Дягилев уже взялся за ручку дверей, но лишь печально покачал головой и ушел.

Так мне и не удалось больше его повидать!

Но вернусь опять к моим лучшим воспоминаниям.

Главную роль танцевал А. Больм. Он был великолепен. Это самая лучшая его роль, и он остался самым ее лучшим исполнителем. Танцевал я сам эту роль много и с увлечением. Думаю, что исполнил все, как автор хотел. Но себя я не видал и судить не берусь. Из всех же, кого видал, никто даже не приблизился к Больму. Конечно, главная сила «Половецких танцев» не в центральной партии, а в ансамбле, который являлся не фоном, не аккомпанементом, а коллективным действующим лицом. Но Больм зажигал окружающих.

Много раз бывало у меня, что первый исполнитель является и лучшим исполнителем. Происходит это не оттого, что я приурочиваю композицию к данным артиста, а потому, что с первым исполнителем я занимаюсь в момент творчества, с другим же — по воспоминанию о том, что было когда-то сотворено. Кроме того, физически невозможно при всякой репетиции так танцевать, так беситься, как это я делал при первой постановке. «Половецкие пляски» также принадлежат к небольшому числу балетов, в которых я не забыл ни одной детали и не изменил ни одного движения и в котором вносимые другими изменения особенно болезненно мною переживаются. *

После успеха первого сезона был немедленно решен вопрос о том, что мы поедем вновь на будущее лето в Париж и что для этого надо создать серию новых балетов.

Введите ваше имя:

Комментарий:

Защита от спама - решите пример: