Нет худа без добра

Если бы мой успех как танцовщика последовал бы немедленно за окончанием школы, то я не пережил бы горьких разочарований, и это было бы гораздо хуже для моей дальнейшей деятельности. Вероятно, увлекшись эффектными ролями, разучиванием новых партий, я бы не имел времени так сосредоточиться на своих думах о балете, так ярко почувствовать отрицательные стороны его.

Когда я вступил в труппу, в балете, в среде артистов совсем не говорили, не спорили ни о каких вопросах этого искусства. Все вопросы, казалось, были разрешены, и все было совершенно ясно. В течение долгих репетиций, часами дожидаясь своего выхода, своего номера, говорили о чем угодно, но только не об искусстве. Я поднимал разные вопросы, но от меня отмахивались. Тон был такой: если ты высоко прыгаешь и хорошо вертишься, ну и прыгай и вертись; нас это мало интересует; до пенсии уж мы как-нибудь дотянем. Правда, к большим артистам я не приставал, боялся.

К этому времени (точнее, ко второму году моей службы) относятся воспоминания о моих первых спорах с Павловой. До этого я мало ее помню. Была такая девочка в школе, Павлова. Хорошо танцевала. Старалась. Но были там другие, на которых больше возлагали надежд. Например, была

С. Белинская. В каждом ученическом спектакле я танцевал балеты с ней, с Белинской. Павлова шла после нее. Но по окончании школы Павлова стала выделяться. Она сразу заняла положение солистки, только изредка танцуя в двойках, четверках. Выступали мы в большинстве случаев вместе. Вначале она была «подругой» балерины, а я — среди «друзей» главного танцора. Потом мы получили главные роли в самых неудачных балетах. В балете «Пробуждение Флоры» она была Флорой, а я Аполлоном. О, как далеки были и Флора, и Аполлон от того мира античных богов, который уже ясно сложился в моем воображении! Я мало помню эти выступления. Вспоминаю их больше по сохранившимся фотографиям.Это нечто такое, что, в сущности, и сочинением назвать нельзя. Делали, что у нас лучше выходило. Я старался показать большие прыжки, а Павлова главным образом пируэты. Отношения к балету, в который наш «номер» вставлялся, он не имел никакого. Отношения к музыке тоже никакого. Мы начинали свое айаро, когда начиналась музыка. Кончали, когда музыка кончалась. Все остальное время мы «плавали» на музыке совершенно свободно, не считаясь с музыкальными фразами.Как только доходило до танцев, все остальное оказывалось не имеющим Значения. Парик мог растрепаться, со своими волосами удобнее танцевать, стильный костюм мешает танцу, поэтому артист принимал вид танцовщика. Я чувствовал, что это нелепо, но такова была традиция. Менять ничего нельзя.Как только доходило до танцев, все остальное оказывалось не имеющим Значения. Парик мог растрепаться, со своими волосами удобнее танцевать, стильный костюм мешает танцу, поэтому артист принимал вид танцовщика. Я чувствовал, что это нелепо, но такова была традиция. Менять ничего нельзя.

Введите ваше имя:

Комментарий:

Защита от спама - решите пример: