Роли Г. С. Улановой в советских балетах.

Улановой предстояло оживить и эмоционально расцветить лаконичную графику постановочного замысла.

Она добилась высокой выразительности приема лейтмотива, наполнив свои арабески по-камерному тонкими эмоциональными и психологическими оттенками. В вынужденном самоограничении часто с особенной силой проявляется творческая активность. Так было и в данном случае. В пределах лаконичных танцевальных средств, предоставленных ей постановщиком, Уланова проявила поразительное богатство и углубленность трактовки. Ее творческая активность устремилась не вширь, а вглубь, к вдумчивой отделке деталей, к тонкому выписыванию образа. Самый прием арабеска с его «недоговоренностью», с его сочетанием устремленности и покоя стал в исполнении Улановой как бы символом душевного облика Марии, выражением ее «красоты, побеждающей силу». Бесконечно разнообразя фигуру арабеска, простирая ее на глубоком сгибании корпуса или делая его порывистым и летучим, наделяя его то просветленной, мажорной, то минорной, замирающей и грустной окраской, внося в него все новые психологические эмоциональные дополнения, Уланова создает в партии Марии своего рода апологию арабеска. Арабеск возвеличен ею, пределы его образной выразительности расширены до такой степени красноречивости, о которой и не подозревали балерины, пользовавшиеся им в качестве составного, а не главного приема партии. Так артистка преодолевает известную ограниченность хореографического языка, на котором говорит в «Бахчисарайском фонтане» балетмейстер.

С чуткой отзывчивостью подхватила Уланова режиссерскую инициативу Захарова. Постепенно, от акта к акту все глубже раскрывает она образ. Ей действительно удается задуманное постановщиком: «...танцы, строящиеся как монологи и диалоги, в которых актер разговаривает не условными жестами «глухонемых», а танцевальным движением, которое становится носителем мысли и чувства в кругу отношений между действующими лицами». И если в технике приемов она по необходимости шла от замысла балетмейстера, то в духе трактовки она, несомненно, шла от Пушкина. Я бы сказал, что Улановой дался чистый хореографический ямб, звучностью и стройностью своего ритма ассоциирующийся с пушкинскими строфами. Как известно, в поэме действия почти нет.

Введите ваше имя:

Комментарий:

Защита от спама - решите пример: